Тайга и зона - Страница 11

По логике развития событий, теперь он должен быть выдать очередную, не менее тошнотворную баналыдину типа: «Если надо помочь с похоронами – деньгами там, транспортом, ещё чем, – ты только скажи», – потом сообщить:

«Мужайся, все там будем», – и ещё что-нибудь в этом стиле. Потом поцеловать в щёчку и по-тихому свалить… По сути, он так и собирался сделать. Но тут она сказала:

– Как же я теперь без него буду, а, Лёшенька? На кого же теперь… – и глаза её наполнились слезами, не истеричными, нет, – беспомощными какими-то, что ли, беззащитными. И, кажется, впервые за всё время их знакомства она назвала его не по фамилии…

Что он делает и, главное, зачем он это делает, Алексей и сам не понимал – словно смотрел на себя со стороны. Но, заметим в скобках, ежели смотреть непредвзято, то он особо и не делал ничего – всё за него делали. Нет, была в этой женщине («Вдове, чёрт подери!!!» – вопили остатки разума, но всё тише и тише), была ней некая сила – сила притяжения, которую она и сама, быть может, не осознавала, но инстинктивно до сегодняшней поры прятала, и которая теперь вырвалась на свободу…

Хотя, быть может, это Алексей уже потом находил для себя оправдания – как и все мужики, что жили до него и будут жить после.

Хотя, быть может, для такой женщины это был единственный способ удержаться на краю, выдержать и пережить ужас потери…

В общем, сие неизвестно.

Она вдруг всхлипнула, содрогнулась, будто от удара током, схватила его за рубашку и рывком опрокинула на себя, обхватила за шею чуть ли не в удушающем приёме… Бутылка покатилась со стола к чёртовой матери, прерывистое дыхание обожгло кожу, затрещала материя – то ли её платье, то ли скатерть, они упали на ковёр, опрокидывая стулья, и нельзя сказать, чтобы Алексей отключился, но…

Но всё дальнейшее он воспринимал уже как бы со стороны, потому как никакого чувства в происходящем не было, а был исключительно голый сеанс практической психотерапии. А проще говоря, ну вот необходимо было женщине сбросить напряжение, которым она сдерживала рвущуюся наружу панику перед безысходностью, нужно было хоть ненадолго вновь ощутить рядом присутствие мужчины и опоры, требовалось… да кто ж его знает, что ещё требовалось! Как бы то ни было, возбуждение – не эмоциональное, чисто физическое – пронзило его тело, совсем как давешний разряд, заставивший её содрогнуться всем телом. Он задрал её простенькое платьишко, обнажая крепкое, без единой жировой складки тело, задрал до самого подбородка. И овладел ею, не грубо и не нежно – потому что и то, и другое было бы изменой… хотя бы с её стороны. Атак… Психоанализ, мы же сказали. И она покорно раскрылась перед ним, пустила в себя с лёгким стоном, с закушенной нижней губой, с горячечным шёпотом: «Егорушка…» Нет, несмотря на всё, Алексей всё же наслаждался, наслаждался её телом, будем честными. Ибо какой мужик не возжелает – хотя бы мысленно – такого точёного тела! Ох и повезло же Егорке…

Оргазм наступил одновременно, заставив двух людей на полу выгнуться дугой и чуть ли не закричать в голос. И Карташ почувствовал, что проваливается в какой-то сладостный, невыносимо головокружительный омут, откуда нет возврата. И неимоверным усилием воли заставил себя из этого омута вынурнуть…

Как оказалось, всё же на несколько секунд он отключился, потому что, очухавшись и оглядевшись, он в некотором обалдении обнаружил, что Надя, понимаете ли, спит. Глубоко, умиротворённо и сладко, как ребёнок… «Нет, ребята, женщин нам не понять», – пришла ему в голову очень «оригинальная» мысль. По возможности бесшумно он встал, скоренько оделся, затёр следы их, так сказать, жизнедеятельности и перенёс Надежду на кровать. Поправил подол платья, накрыл. Пусть думает, что это покойный муж к ней приходил.

«Вот так и рождаются мифы об инкубах и прочих суккубах…» – с толикой стыда подумал Алексей, виновато развёл руками перед портретом Дорофеева с чёрным уголком на стене и беззвучно выскользнул на улицу через заднюю дверь. Жадно глотнул свежий воздух. Никого вокруг, и на том спасибо. Покачал головой: ну дела… «Ещё и соль чего-то там от слёз пролитых не успела…» – вспомнилась полустёртая за давностью лет строчка из классика, но он отогнал её, как совсем уж глумливую. Потому что думать сейчас надо было совсем о другом. О том, например, как, где и какие ещё ходы искать к Шаманкиной мари и, попутно, как уберечься от возможного покушения на себя любимого. Если противник решится нанести удар, то откуда он удар нанесёт, предсказать невозможно. А жить в постоянно страхе это, знаете ли…

И тут же встал как вкопанный.

Озарение настигло его и пригвоздило к земле аккурат в тот момент, когда он поворачивал в сторону Восточного тракта.

А почему это, собственно, он не может вычислить, откуда нападёт враг? А вычислить это легче лёгкого – достаточно оставить врагу только одно-единственное направление для атаки. Иными словами, под ставиться самому… И вновь Алексей почувствовал покалывание в кончиках пальцев: азарт. Нет, Шаманкина марь для него не закрыта, дудки.

Рассказы об этом месте он слышал с первых дней пребывания в Парме. Но, как и все пармовчане (или как правильно – пармовцы?), сперва относился к ним ровно с той же серьёзностью, что и к рассказам о Золотой Бабе, снежном человеке или горе из чистого серебра, затерянной в тайге.

Территория, получившая наименование Шаманкина марь, находилась примерно в восьмидесяти километрах от Пармы и являла собой обширную, сплошь заболоченную местность в низинке, местность, по которой никто не ходил – по причине насквозь тривиальной: незачем было ходить. Наверное, сквозь топи и существовал проход, однако, опять же, никто его не знал – по причине той же самой. Говорили, что в давешние времена на этих болотах, скрываясь от никонианской церкви, разбили свои скиты раскольники, и, дескать, они там и до сих пор прячутся от соблазнов мирских…