Но Карташ подобрал к этому замку отмычку.
Он явился пред грозны очи начальника и начал речь не с главного пункта, а с окольных рассуждений о делах хозяйственных.
Подсобное хозяйство было пунктиком «хозяина». Он давно уже мечтал о его расширении: к свинарнику добавить бы курятничек, к огороду – пару теплиц, а уж коровником своим обзавестись – так просто на седьмое небо, кажется, вознёсся бы от счастья. Но куда там коровник на седьмом небе, когда и с простым текущим ремонтом не совладать – только в одном месте поправишь забор, вышку или крышу, как в другом месте трещит и валится – короче, тот самый «тришкин кафтан», в котором ходила и ещё долго ходить будет матушка-Россия.
И вот тут приходит некий старший лейтенант Карташ и предлагает способ, как изыскать денежку не себе в карман, не на глупости какие-нибудь, а на любезные сердцу «хозяина» свинарники с коровниками. Как тут не выслушаешь, как тут не прислушаешься! А старлей-то говорить горазд, даром что столичная штучка. И убеждать могёт, собака, тем более явился не с одной пустой, хоть и красивой болтовнёй, а с конкретными подсчётами, с цифирками на бумажке. А тут ещё старлей грозится взвалить ответственность на себя.
Хм, что ж, можно и всерьёз призадуматься над его словами…
Не с первого захода, конечно, но Карташ пробил-таки толстую шкуру косности, которой оброс к своему возрасту и к своей должности «хозяин», заразил-таки старлей полковника своей идеей. И на какой-то период внеслужебное время Карташа оказалось забито до отказа разными делами: договориться с гражданскими властями, смотаться в командировку в Шантарск, обговорить, заключить договоры, с начальником оперчасти тщательно проверить кандидатов…
И вот наконец Карташовско-кинговской схеме был дан старт. Началось с мелочей: с рыбозаготовок, на которой во время путины неплохо заработала отряженная в распоряжение рыбхозяйства небольшая партия заключённых, с мелких дорожных работ вроде укрепления оврагов… Потом, когда у ИТУ стали появляться дополнительные деньги, которые хошь на курятник пусти, хошь на медикаменты для санчасти, вошёл во вкус и «хозяин». И с тех пор насквозь привычной картиной стали группы в робах и телогрейках, вкапывающие столбы линии электропередачи или роющих котлован, а рядом на пригреве – скучающие автоматчики с красными погонами на хэбэшках и шинелях.
Ясно, на работы назначались зэки из «мужиков», а не из уголовников, те, которым по причине малых сроков уходить в побег было бы глупее глупого. И вламывали они за обещанное условно-досрочное освобождение, что твои комсомольцы в годы первых пятилеток. Не менее же ясно, что Карташ выстроил схему так, чтоб и ему лично капал процентик с каждого из заказов…
Уточним: отнюдь не ради копеечной прибыли он всё это затеял. И не ради попадания в любимчики начальника – хотя, чего уж там греха таить, попал. Довольный «хозяин» уже дважды направлял по инстанции рапорты на представление Карташа к очередному званию капитана, да вот, правда, пока безуспешно. Нет, Карташу было плевать и на прибыль, и на звания, и на любовь начальства – ему необходима была деятельность.
На сегодняшний день начинание с допработами для заключённых вошло в колею в прямейшем смысле слова: в железнодорожную колею.
Все зэки, каких можно было освободить от лесоповала, трудились на рельсовых путях, меняя гнилые деревянные шпалы на железобетонные.
Дорога платила исправно, платила неплохо, гнилых шпал ещё хватит не меньше чем на год, и искать другие работы отныне нужды не было.
Зато Карташ опять почувствовал пустоту и скуку, вновь стала одолевать хандра.
И тогда он вспомнил о Шаманкиной мари.
Историй, так или иначе связанных с этим местом, действительно хватало. Конечно, возглавляли парад популярности байки про лешаков, болотников и прочую нечисть, свившую там себе чёртово гнездо и превратившую болотный край в последний оплот теснимой по всем фронтам нечистой силы. А колючка – это-де всего лишь наваждение, насылаемое чертяками. Вариантами дьяволиады служили рассказы про древнее капище уйгуров, охраняемое шаманами, про ведьмину могилу, которую ведьма сама и защищает от людей, про колдовское дерево Ожан, которое, мол, произрастает только в Шаманкиной мари и более нигде в Сибири, да и вообще нигде более на белом свете, и злые силы берегут его изо всей мочи, потому как плоды с дерева Ожан поддерживают их бессмертие…
Не обошлось, понятно, и без вездесущих инопланетян. Зря, что ли, десять перестроечных лет в посёлок завозили всякую разную макулатуру, и среди прочего – уфологические газетёнки, пестрящие заголовками вроде «Меня похитили зелёные человечки», «Десять дней на чужой луне», «Я родила от инопланетянина» и так далее. Как тут, начитавшись, не заподозрить происки внеземного разума? Тем более, неподалёку отсюда (по сибирским меркам, разумеется, неподалёку) шлёпнулся знаменитый тунгусский метеорит. Так что же, спрашивается, мешало от тунгусского метеорита в полёте отломиться куску и залететь в здешние болота? Ну а если не метеорит то был, а космический корабль, то и кусок являлся спасательной шлюпкой астронавтов, которые с тех пор сидят в Шаманкиной мари и ждут-поджидают, когда же за ними прилетят соплеменники, поелику сто лет инопланетянину не срок…
А вот снежному человеку повезло меньше. Не отрицая его существования (да и кто в Сибири сомневался бы в его реальности), всё же мало кто верил, что «сосед», как его называют исконные жители этих мест, поселился бы столь близко от человеческого жилья…