Тайга и зона - Страница 28

К оглавлению

28

Но если на секунду допустить, что Гвоздь не соврал, то сразу же выскакивает множество любопытных вопросов. И первый из них: откуда взялся в тайге голый покойник? Поселковый? Гвоздь его не признал, сказал, что мужик совершенно незнакомый. Турист, сошедший с поезда? Как же его занесло в такую даль, как он умудрился протопать столько вёрст, считай, босиком? Предположим, обобрали уже в тайге лихие людишки. Но тогда это новое слово в лесном грабеже – раздеть в прямом смысле до трусов. И почему никто не хватился туриста? Да и туристы-то в здешних краях феномен редчайший, появляются раз в год… Беглый с их зоны? Последний побег случился задолго до Карташа, кажется, в девяносто седьмом, с тех пор, тьфу-тьфу, всё спокойно. Беглый с другой зоны? До другого мужского лагеря аж целых четыре сотни километров, да к тому же из исправительно-трудовых учреждений Шантлага в указанное время никто не срывался, уж кому как не Карташу об этом знать. Да и какой идиот, скажите, пожалуйста, убежит с зоны голышом?

Да, Карташ всерьёз раздумывал над рассказом местного Мюнхгаузена. Не то чтобы он верил Гвоздю, но у каждого фантазёра есть свой потолок в выдумках. Так вот потолком воображения Гвоздя был какой-нибудь медведь величиной с «КамАЗ». А голый покойник – сюжет далеко не из его репертуара.

Между прочим, если поверить Ромке, то всплывает ещё один безответный вопрос: куда делся труп у Красного ручья? И как тут не вспомнить, что от Красного ручья до Шаманкиной мари всего-то километров тридцать, если напролом…

А ещё есть такой промысловик, добытчик левого золотишка Юрка Бородин, который уверяет, что однажды слышал пальбу, доносившуюся, по его уверениям, с околюченной территории Шаманкиной мари. И стреляли, по его утверждению, не из «калашей» и не из охотничьего оружия, а из импортных карабинов.

И что же в результате?

А в результате получалось, что в Шаманкиной мари находится нечто – это единственный неоспоримый факт. Вокруг предположительно секретного военного объекта, в общем-то, рядового для Сибири, не происходит никаких военных событий, зато вместо этого крутится слишком много сплетён и разговоров. А кроме того, из всех происшествий, так или иначе связанных с Шаманкиной марью, ни одно не имеет отношения к армии.

Что бы это значило, Карташ сказать не мог.

Но докопаться до сути ему загорелось. Для начала требовалось за что-то зацепиться, и потом за ухваченный кончик попробовать размотать клубок – вдруг чего и удастся вытянуть… а то и сплести самому какую-нибудь сеть. Вот так он и надумал провести, что называется, разведку боем. Тогда и обратился к Егору Дорофееву. И вот чем всё закончилось…

Глава восьмая.
Любовь по-пармски

25 июля 200* года, 21.40.

Они встречались попеременно то у него, то у неё. Видимо, чтобы вносить разнообразие в интимные отношения. Сегодня Карташ пришёл в гости к Нине. К Нине, поварихе из казарменной столовой, девке видной, с роскошной золотистой косой. Сожительствовали они уже год, и Карташу, как это ни странно, пока не надоело – потому как с ней можно было не только перепихнуться, когда плоть позовёт, но и поговорить душа в душу. Не по-бабьи умная она была, Нинка их столовки, вот в чём дело, вот что привлекало опального москвича…

По всему чувствовалось, что дом обходится без хозяина – этакая неуловимая, растворённая в житейских мелочах аура жилища одинокой женщины. Даже электробритва на подоконнике никак не влияла на общее впечатление. Да и женские запахи триумфально побеждали изредко забегающий мужской запах, выдавливали его из всех щелей, изгоняли отовсюду, куда он успевал забиться за ночь.

Их секс уже вполне можно было назвать супружеским. За год, что длится их связь, ушли водой в песок страсть, пылкие объятия и нежный шёпот. Уже не повторялись бурные, скопированные из «9,5 недель» сцены на пороге избы, они уже не терзали друг друга любовью до утра, уже не стремились каждую ночь превратить в незабываемый праздник. Они оба не относились к молодым романтичным и пылким особам, поэтому не воспринимали естественный ход вещей как трагедию, не закатывали по этому поводу сцен и не разрывали отношения. Они продолжали встречаться и ценили то, что есть.

Электрический будильник, тикающий на специальной короткой полочке над кроватью, показывал без пятнадцати десять вечера. По пармским представлениям насчёт что такое поздно, что такое рано – очень поздний вечер.

После десяти по посёлку шатались только пьяные и влюблённые, да вокруг «Огонька» вилась какая-никакая жизнь.

Карташ потянулся к прикроватной тумбочке, взял сигарету, прикурил, отдал Нине. Потом закурил сам. Пепельницу поместил на простыню между девушкой и собой. Как кинжал в рыцарских романах.

Какое-то время молча дымили, отдыхая после любовных игр, ожидая, пока сердца с ускоренного ритма вернутся к обычному.

Нинка затушила в пепельнице окурок, по-кошачьи потянулась крепким телом тридцатилетней женщины. Лукаво скосила глаза на соседа по кровати.

– Ну что, понравилась лялька? Запал, небось?

– Ты о чём? – спросил Карташ. Хотя уже сообразил что, вернее кого, имеет в виду Нинка.

– О биксе, которую ты встречал на вокзале.

– Дяревня, – усмехнулся старший лейтенант. – Пернуть нельзя, чтобы об этом не зашушукались в каждой избе.

– Пора бы уж отвыкнуть от Москвы. Кстати, перед девочкой-то козырнул своей столицей? Она хоть и шантарская, а Москва и для неё – мечта про счастье, желанный кусок.

Карташ подумал маленько и аккуратно полюбопытствовал:

– Ну, если ты такая осведомлённая, значит, слышала и про археолога, молодого и красивого? Тоже, небось, заинтересовалась не на шутку?

28