Тайга и зона - Страница 59

– От ты и попался, начальник. От ты туточки и догонишь, что такое неволя, – смакуя слова, проговорил Шуруп, откровенно наслаждаясь ситуацией. – Вчухаешь, каково приходится бродягам за вашими заборами.

Тип в солдатской шинели разболтанной походкой приблизился к своему вожаку.

– Шуруп, ни хавки, ни карты у них нема, всё осмотрел. Голяком в тайгу ломанули, падлы… Давай хоть тёлку попользуем, коли жрать нечего.

– Не терпится, Болек? – ухмыльнулся паханчик, обнажив чёрные чифирные зубы.

Понять, что собой представляет этот хмырь с кликухой Болек, можно было с одного взгляда.

Распространённый зоновский типаж – истерик с растрёпанной вдрызг по крыткам и лагерям психикой, баклан непредсказуемый… и тем крайне опасный.

– Бля буду, невмоготу уже глядеть на её лепнину, – простонал Болек. – Три года лялек не мочалил.

– Невмоготу – сходи в кусты, облегчи семенной фонд, – лениво посоветовал Шуруп. И вдруг с неприкрытой злобой добавил:

– Когда я разрешу, тогда и начнёшь елдой махать. И потом, ты что это, вперёд батьки на кобылке прокатиться собрался?

– Оно же слаще выходит, Болек, когда оттягиваешь, оттягиваешь, а знаешь сам, что оно твоё и никуда от тебя не спрыгнет, – философски подошёл к вопросу костровой.

Карташ помнил эту философскую рожу, не раз попадалась на территории. Сморщенная, как печёное яблоко, харя с раскосыми азиатскими глазами. И, как это сплошь и рядом бывает с азиатами, возраста неопределимого.

Старлей только сейчас разглядел, чем он там занят, помимо поддержания огня. Чай в их алюминиевой крышке от его термоса кипятит. Точнее, чифирь. Запасливые, гады, чаёк с собой прихватили, вот с чего они хотят начать вечер удовольствий.

– Во всём должен быть свой порядок, – угадал мысли Карташа костровой. – Вот ты на воле сперва бабу в ресторан сводишь, чтоб благодарностью прониклась. Сам выпьешь, закусишь, чтоб юшку по каналам получше разогнать. Так и тут. Сперва чифирек, чтоб тепло по телу побежало. Потом уж торжественная часть.

Что-то не правильное было во всём поведении беглых. Словно они уже надербенились чифирю по самые помидоры – движения резкие, дёрганые, слова произносят отрывисто, глазёнки блестят неестественно… Или в медпункте успели пошакалить, колёс наглотались?..

Алексей вспомнил глаза Лупня, когда тот добивал караульного – точно такие же были у него зенки… И едва не заскрипел зубами от досады и бессилия. Так глупо влипнуть, попасться шайке каких-то дешёвых отморозков!

– Дай хоть пощупаю, Шуруп? – взмолился Болек. – А то не выдержу… – И с оттенком угрозы в голосе добавил – Ты ж нас сам сюда потащил, Шуруп. А если б в Парму пошли, как все, то уже б давно…

– Ладно, – быстро перебил Шуруп, нахмурясь, – пощупай. Аккуратненько только. А то цирику не понравится. Эй, гражданин начальник, расскажи, что твоя баба любит!

– Подфартило нам, Шуруп. А мы-то думали – уж вконец заплутали, – впервые заговорил самый молодой в этой беглой компании, перекуривающий на пеньке с автоматом на коленях. – Хорошо, я ихний костёр углядел…

– Ты из себя главного героя не лепи, Угрюмый. Не ты б, так другой углядел. Али дымок унюхал бы. Мимо них мы бы не прошли.

Вожаку заметно не понравилось, что кто-то сомневается в его удачливости и предводительском умении. Быть может, в их петляющей по тайге компании уже назревал бунт местного значения, когда вдруг нежданно выпала удача, словно поставили в казино последний жетон на зеро и, вот те на, на зеро шарик и остановился. И сейчас они пребывают в полной уверенности, что теперь-то точно выберутся из этой задницы к обитаемым местам.

Стоп, стоп…

И тут Карташ понял, что можно сделать сейчас, какую карту ему можно разыграть, – когда, казалось бы, ничего кроме как молиться не остаётся. Ведь явно не из-за этих ублюдков был затеян бунт на зоне – нет среди них Пугача, нет обещанного Таксистом спецоружия… по всему выходило, что пока основные силы урок двинулась на штурм Пармы, эта рота решила отделиться и углубилась в леса. Да вот незадача – заблудилась…

Тем временем Болек склонился над Машей.

Девушка попыталась отползти, но куда там уползёшь – со связанными ногами и руками! Тогда она поджала ноги и резко выбросила их, метя уголовнику в промежность, однако Болек ждал подобного трюка и увернулся со смехом. Взгромоздился на неё, Маша извивалась змеёй, пытаясь его сбросить. Да где там…

– Тихо, соска, тихо, и тебе не будет грустно, – приговаривая так, Болек расстегнул на ней куртку. Хоть зэк и находился сейчас спиной к Карташу, старлей, казалось, видел похабную ухмылку, блуждающую по его худой роже.

Устав без пользы елозить по траве, Маша свою ненависть и злость вложила в ругательства, и слова «лидер», «петух», «козёл» были чуть ли не самыми невинными из тех, которыми она осыпала урку. Впрочем, тем она добилась эффекта прямо противоположного желаемому.

Похоже, она доставляла оседлавшему её уголовнику прямо-таки райское наслаждение покруче всяких «баунти».

– А хороша бикса! Ишь как чешет по-нашему! Я её всю ночь готов мочалить, с короткими антрактами на перекур. А буфера-то сочнявые…

Болек с треском рванул свитер на её груди и запустил лапу под шерсть. Маша рывком приподняла голову и попробовала укусить зэка за руку. Не достала.

– Прыткая биксочка! Эх… Лифчик мешает сеансу набраться… – И с этими словами Болек ловко вытащил из-за голенища сапога заточку.

– Не дёргайся, а то напорешься, – предупредил её Болек и одним взмахом бритвенно заточенной стали разрезал тонкое бельё. – У-у, ништяк! Ништяк! – сладострастно застонал он, возя рукой под свитером.